Россия утратила значение великой европейской державы. Да, территория Европы простирается до нашего Урала. Но это — лишь физическая география. На Старый свет мы больше не влияем. И дело вовсе не в санкциях ЕС против России или «самоизоляции России», «традиционалистском развороте», о чём любят поболтать наши либеральные профаны. О какой самоизоляции вообще идёт речь, если элиты ориентированы на Запад, воспринимая санкции не как шанс, а как досадное недоразумение? На самом деле европейский характер нашей державы скукоживался все последние сто лет. И начался этот процесс после того, как Санкт-Петербург утратил столичный статус.
Морской ветер
Геополитика как борьба за контроль над территорией должна на чём-то зиждется. На чём? В отличие от либерализма и марксизма, которые всё сводят к экономике и борьбе за прибыль, геополитика, как подсказывает философ Александр Дугин, исходит из принципа «географический рельеф как судьба». Недаром само это слов с приставкой гео – от греческого ge – Земля.
В геополитике существует два «изначальных понятия», объясняет всё тот же Дугин, — суша и море, и именно эти две стихии – Земля и Вода – «лежат в основе качественного представления человека о земном пространстве». Познавая их, «человек входит в контакт с фундаментальными аспектами своего существования»: «Суша – это стабильность, плотность, фиксированность, пространство как таковое. Вода — это подвижность, мягкость, динамика, время». Империи бывают либо «талассократическими», морскими, где метрополии отделены от колоний водой, либо «теллурократическими», земными, где столицы не отделены от провинций, а находятся на одной с ними «общей суше». По мнению Дугина, «море – это и сильное и слабое место “талассократического могущества”».
Пётр I понимал, а если не понимал, то чувствовал, необходимость создания уникального имперского пространства, в котором морская стихия с её мягкой динамикой помножается на стихию земли с её стабильностью, плотностью и зафиксированностью в пространстве. Сперва молодой царь пошёл на юг, основал Таганрог на Азовском море и хотел его сделать новой столицей своего царства. Но османы не позволили. Тогда Пётр совершил поход на север, отбил у шведов невские земли, где построил на них новый столичный город – Санкт-Петербург.
Санкт-Петербург располагается на стыке двух крупных тектонических структур – Балтийского щита, сложенного горными породами, и Русской плиты, сформированной более молодыми осадочными отложениями. Именно под Санкт-Петербургом, на тектоническом уровне, происходит встреча России и Европы в лице Скандинавии.
Судьба Петербурга определяется не только его географией, но и тектоникой. Санкт-Петербург располагается на стыке двух крупных тектонических структур – Балтийского щита, сложенного горными породами, и Русской плиты, сформированной более молодыми осадочными отложениями. Именно под Санкт-Петербургом, на тектоническом уровне, происходит встреча России и Европы в лице Скандинавии. И эта поземная встреча определяет предназначение Санкт-Петербурга как европейского города России, а точнее – русского города с европейской судьбой. А символом сочетания водной и земной стихий стали петербургские гранитные набережные: воды могучей Невы сдерживает мощный камень.
Как писал Александр Сергеевич Пушкин, на берегах Невы, «природой было суждено в Европу прорубить окно, ногою твёрдой встать при море, сюда по новым им волнам все флаги в гости будут к нам, и – запируем на просторе». Простор… Ни что не Земле не даёт такого ощущения простора, помноженного на ощущение свежести, как море.
Словосочетание «окно в Европу» Пушкин заимствовал у венецианского купца Франческо Альгаротти, который побывал в молодой столице Российской империи в 1739 году. В своём «Письме из России» итальянец написал: «Петербург — это окно, через которое Россия смотрит в Европу». И через это окно в Россию врывался свежий морской ветер, избавляя русские покои от спёртого воздуха.
«Москва, столица Московского царства, Москва уже по самому своему положению в центре Руси, не могла соответствовать видам Петра на всеобщую и коренную реформу: ему нужна была столица на берегу моря», — объяснял Виссарион Белинский, известный русский западник.
С Белинским соглашался славянофил Алексей Хомяков. «Петром начинается новая эпоха. Россия сходится с Западом, который до того времени был совершенно чужд ей. Она из Москвы выдвигается на границу, на морской берег, чтобы быть доступнее влиянию других земель, торговых и просвещённых», — писал он в эссе «О старом и новом».
«Отбросив слепой национализм Москвы, проникнутый просвещённым патриотизмом, видящим истинные потребности своего народа, он (Пётр Великий) не останавливается ни перед чем, чтобы внести, хотя бы насильственно, в Россию ту цивилизацию, которую она презирала, но которая была ей необходима» — это мнение первого настоящего русского философа Владимира Соловьёва.
Российская империя со столицей в Санкт-Петербурге была империей уникальной, соединяя в себе два начала – земное и морское. Государство должно продуваться мощными морскими ветрами, иначе его владения покроются пылью, принесённой ветром степным, а внутри государства образуется затхлая атмосфера. Недаром идею распространить свои владения «от моря и до моря», дабы жить на сквозняке, вынашивали многие нации. Но не всем сопутствовала на этом поприще удача.
Пётр назвал новый город Санкт-Петербургом. Городом Святого Петра, как до этого называли только Рим. Тем самым он дал понять, что на берегах Невы возводится Новый Рим, опровергая учение старца Филофея, в начале XVI века поучавшего великого князя Василия III: «Все христианские царства сошлись в одно твоё, что два Рима пали, а третий стоит, четвёртому же не бывать». Но, наверное, не стоит сталкивать лбами Фелафея и Петра. Москва – это второй Константинополь, а Петербург – второй Рим. Москва впитала традицию православия, купола московских храмов отражают свет, который всё ещё, через века, несмотря на исламское пленение, излучает константинопольская Святая София. А в Санкт-Петербурге силён дух западного христианства. Петербургские храмы – если не родные, то двоюродные братья храмов Западной Европы. Казанский собор – уменьшенная копия римского San Pietro, да и Исаакиевский собор, построенный католиком Огюстом Монферраном, с его скульптурами и колоннами выпадает из православной эстетики.
Москва – это второй Константинополь, а Петербург – второй Рим. Москва впитала традицию православия, купола московских храмов отражают свет, который всё ещё, через века, несмотря на исламское пленение, излучает константинопольская Святая София. А в Санкт-Петербурге силён дух западного христианства.
«Воплощение европейских идеалов сделало Петербург исключением для России, городом-аристократом, избранным, отдельным, непонятным, ни на кого не похожим. В Москве было барство, в Петербурге – высший свет. Исключительность во всём: в архитектуре, разговоре на иностранных языках, науках, одеждах, манерах и т.д.», — замечает сотрудница Лаборатории геополитических исследований, кандидат географических наук Ольга Вендина.
При этом, несмотря на явное западное влияние на формирование Петербурга, именно в новой столице возрождается культ святого Александра Невского, новгородского князя, разбившего шведов, а затем тевтонов – западных рыцарей, приверженцев католицизма. В июле 1710 года Пётр распорядился о строительстве монастыря во имя Святой Троицы и Святого Александра Невского в устье Чёрной речки (ныне – река Монастырка), а в 1724-м в Санкт-Петербург были перенесены и мощи князя.
Одновременно, при Петре, для обоснования имперского характера Петербурга в петровской России возрождается подзабытый культ апостола Андрея Первозванного (брата апостола Петра), а через него прослеживается связь… с первой русской столицей — с Киевом. Ведь, согласно преданию, апостол Андрей поднялся по водам могучего Днепра и водрузил крест на холмах, на которых появился Киев. Пётр ещё до основания Петербурга, в 1698-м, учреждает орден Святого Апостола Андрея Первозванного, а затем лично разрабатывает Андреевский флаг для молодого русского флота. «Флаг белый, поперёк этого имеется синий Андреевский крест, коим Россию окрестил он», — даёт Пётр описание флага в морском уставе. Именно под этим флагом русский флот одержал все свои великие победы. Так что Санкт-Петербург впитал в себя дух западного христианства, но не заразился им. Он не стал копией того или иного европейского города. Санкт-Петербург – это Европа по-русски.
Первая скрипка в европейском ансамбле
Россия не обзавелась заморскими владениями, не считая Аляски, конечно. Не имеет она их и сейчас. В этом смысле она теллурократическая империя, наследница империи великого Тимура. Но в отличие от тимуровской империи Россия простирается между морями. Это земная империя, омываемая морями и океанами! И тот фактор нельзя не учитывать и нельзя не использовать. В характере нашей державы должны сочетаться тяга к земной стабильности и одновременно – морская динамика. Иначе – застой, затхлость. Недаром русский мыслитель Константин Леонтьев прослеживал родство Российской империи с… Османской, где он служил дипломатом в 70-е годы позапрошлого века. Та и другая империи имели «непрерывность территории» (признак теллурократии), но при этом обе были мощными морскими державами и сталкивались друг с другом не раз в морских сражениях.
Россия, благодаря преобразованиям Петра, приобрела новое начало, но и старое не утратила. Новое олицетворял Санкт-Петербург; старое, исконное – Москва. До 1918 года наша страна имела две столицы. Москва закрепила за собой первопрестольный статус, нравственно-религиозного и «духовного» центра страны. Поэтому важнейшие события в жизни царствующей семьи — рождение, свадьба, венчание на царство, именины и т.д., возведённые в ранг государственных праздников, отмечались именно в Москве. Петербург был правительственным городом, политическим центром. Москва символизировала русский хаос, а Петербург – рациональность Европы.
Москва воплощала в себе женственное русское начало, а Петербург – европейское, мужское. Как шутил Николай Гоголь, «Москва – женского рода, Петербург – мужского. В Москве все невесты, в Петербурге – женихи». «Петербург вобрал всё мужское, всё разумно-сознательное, всё гордое и насильственное в душе России. Вне его осталась Русь, Москва, деревня, многострадальная земля, жена и мать, рождающая, согбенная в труде, неистощимая в слезах, не успевающая оплакивать детей своих», — писал русский религиозный философ Георгий Федотов уже после Октябрьской революции в эссе «Три столицы». С его точки зрения, Москва была «органом падшей Византии», а Петербург – «органом прегордого Запада».
Россия – теллурократическая империя, наследница империи великого Тимура. Но в отличие от тимуровской империи Россия простирается между морями. Это земная империя, омываемая морями и океанами! И тот фактор нельзя не учитывать и нельзя не использовать.
В российской империи было два центра силы. Россия взяла от Византии гербовый символ – двуглавый орёл, одна голова которого смотрит на Запад, а вторая на Восток. Вот и Российская империя была двуглавой: Петербург смотрел на Запад, а Москва – на Восток.
Причём Санкт-Петербург смотрел на Запад зорко и строго. Не как ученик, а как надзиратель. И когда его что-либо не устраивало, он не стеснялся выражать своё недовольство. Так, когда России не понравилось поведение Пруссии, возглавляемой не кем-нибудь, а Фридрихом II Великим, она в ходе Семилетней войны разгромила её войска — и в октябре 1760 года русские войска вошли в Берлин, а до этого, в начале 1758 года, они взяли Кёнигсберг и его обитатели, в том числе философ Иммануил Кант, присягнули короне Российской империи.
Затем, в 1788-1790 годах, Россия вновь поставила на место Швецию, которая попыталась отбить земли, потерянные ею после Северной войны, выигранной Петром.
После победы над Наполеоном Россия определяла законы европейской жизни, решая, кто, где и как будет править. По сути, Санкт-Петербург был столицей мира. После Венского конгресса 1814-1815 годов начался «европейский концерт», в котором Россия исполняла партию первой скрипки, по инициативе российского императора Александра I сформировался европейский Священный союз. В XIX веке в Европе никто не смел сомневаться в европейском характере российской империи. И продвижение России на Восток, в Азию, расширяло влияние Запада — европейского мира.
Возвращение в Московское царство
Большевики весной 1918 года лишили Санкт-Петербург, который тогда назывался Петроградом, столичного статуса, перенеся центр управления страной в московский Кремль. В метафизическом смысле этот перенос стал миной замедленного действия. И взрыв этой мины разрушил империю.
Да, советская империя унаследовала почти всю территорию империи российской. Сам по себе фактор территории имеет большое значение. Внутри освоенного, подчинённого пространства вырабатывается национальная энергия, которая влияет на окружающий мир. И чем шире территория государства, тем сильнее это влияние. Но для того чтобы имперская энергия была разновекторной, империя должна иметь разные центры силы: морские и сухопутные. А советская империя, имея лишь один центр силы, в сухопутной, обращённой на Восток Москве, в итоге не могла не развалиться. Видимо, советские власти интуитивно чувствовали опасность, которая кроется в «обсушении» страны. Недаром в поздние советские годы появился тезис: «Москва — порт пяти морей».
Скукоживание России продолжается. Если не остановить этот процесс, то Россия сократится до размеров Московского царства, а потом – и Московского княжества. Чтобы этого не произошло, нужно возродить второй центр силы Российской империи, обращённый к морю, на Запад. То, что Петербург называют культурной столицы, наверное, льстит части петербургской интеллигенции, но не более. Петербург должен стать политической столицей, а Москва пусть, как и в годы развития российского капитализма, будет столицей экономической и в то же время – духовной. Мы молимся на стабильность, но в итоге получаем затхлость, застой. Россию должен обдуть свежий морской ветер, как в петровские времена.
Эпоха возрождения
Нынешняя Москва гордится своей динамикой. Но на самом деле динамизм – это не исконное московское качество. Это – свойство «новых москвичей», это они всё время «крутятся», чтобы оправдать своей переезд, заработать деньги. Настоящие москвичи – люди спокойные; не любя суетиться, они впадают порой в созерцательность. Но если они за что-то берутся, то доводят дело до конца. У москвичей исконно русский характер. Старая, настоящая, Москва и коренные москвичи ярко описаны в произведениях писателя Ивана Шмелёва.
Живя в Москве, нельзя не испытать на себе влияние русского православия. Древние соборы, церкви, монастыри в Москве везде: в центре и на периферии города. И каждый их камень помнит историю русской нации. Златоглавая Москва, наследница Константинополя – это духовная столица России, а в этом смысле и культурная столица её. Ибо как верно заметил русский религиозный философ Павел Флоренский, слово «культура» происходит от слова «культ». Культура – это не только и не столько театры и библиотеки, музеи и выставки. Культура – это матрица нации, выражение и одновременно – отражение её судьбы. В Москве – вся судьба России.
Москва открыта Азии. Каждый день Азия выплёскивается на Казанский вокзал, превращая исконный русский город в некое подобие ордынского Сарая. И это тоже хорошо. Москва – это ещё и символ великой Евразии. Её географический и сакральный центр.
Санкт-Петербург, будучи воплощением политической воли Петра, является символом политики нового и новейшего времени. Петербург отдавал приказы всей Европе, бурлил событиями, которые потрясали мир — в конце концов именно Петербург навязал всей России революцию пролетариата.
Но и в новом московском динамизме нет ничего плохого. Он заставляет развиваться. Он тоже отражает евразийский характер Москвы. В Петербурге аляповатый восточный базар воспринимается как нелепая экзотика, а для Москвы он вполне органичен. Поэтому сама судьба уготовила Москве роль экономической и духовной столицы России и всей Евразии.
Что касается политики, то эта сфера не терпит хаотичности, истеричности, метаний и стенаний. Это – мужское дело. Им надо заниматься беспристрастно, с холодной головой, насыщая лёгкие кислородом, приносимым порывами морского ветра. Санкт-Петербург, будучи воплощением политической воли Петра, является символом политики нового и новейшего времени. Петербург отдавал приказы всей Европе, бурлил событиями, которые потрясали мир — в конце концов именно Петербург навязал всей России революцию пролетариата. И те, кто её организовал, разжаловали этот великий город в рядовые. За что потом и поплатились их правопреемники.
После того, как Россию возглавил уроженец Петербурга Владимир Путин, город на Неве вновь стал приобретать столичные черты и даже функции. Путин распорядился отремонтировать Константиновский дворец в Стрельне, и теперь этот шедевр архитектуры XVIII века находится в подчинении Управления делами президента Российской Федерации. Летом 2006 года именно в Константиновском дворце проходил саммит G-8 («Большой восьмёрки).
С 2008 года в здании Сената располагается Конституционный суд России, а на 2022 год намечен переезд в Петербург и Верховного суда России. Отметим, что в Петербурге находится и головной офис «Газпрома» – корпорации, ориентированной на западный рынок. В годы правления Путина на берегах Невы стали проводить важные международные мероприятия и форумы, на которые съезжается мировая политическая и экономическая элиты. Но нужно дальше идти по петровской дороге.
Необходимо чёткое и окончательное политическое решение о наделении Петербурга статусом политической столицы. Пусть на берега Невы переедут сугубо политические министерства, в том числе и прежде всего – министерство обороны, парламент и президент, а экономические ведомства, как и Патриарх, пусть останутся в Москве. «И Петербург, и Москва — это две стороны, или, лучше сказать, две односторонности, которые могут со временем образовать своим слиянием прекрасное и гармоничное целое, привив друг другу то, что в них есть лучшего», — доказывал Виссарион Белинский, и был абсолютно прав.
Дмитрий ЖВАНИЯ, кандидат исторических наук
Текст впервые был опубликован на сайте “Родина на Неве” 25 апреля 2019 года