С чего начинается Родина, мы все знаем из песни. А вот с чего начинается рабочая забастовка? С чего она только не начинается! Иногда её нужно долго и тщательно готовить. Но часто она вспыхивает неожиданно и разгорается, будто от окурка, случайно брошенного в тряпки, пропитанные керосином.
Все мы помним, что русская революция 1905 года началась в Петербурге 9 января, когда тысячи жителей рабочих районов (сторон) имперской столицы с иконами и хоругвями во главе с попом Гапоном пошли с челобитной к царю-батюшке, а тот встретил их гвардейскими пулями, казачьими саблями и нагайками.
Но мало известно, что накануне этой всем известной бессмысленной расправы, 8 января 1905 года, в Туле разгорелась забастовка на Байцуровском заводе (народ окрестил его так в честь капитана запаса Николая Григорьевича Дмитриева-Байцурова, построившего чугунно-литейный завод с целью выполнения заказов Императорского Оружейного завода; с 1899 года он стал официально называться Механическим и сталелитейным заводом Бельгийского акционерного общества «Тульские мастерские»; ныне это Тульский машиностроительный завод), на котором работало около 500 человек. Её никто не ждал.
Французский синдикалист Жорж Сорель в начале ХХ века доказывал, что пролетариат тем боевитей, чем сильней и активней производственная буржуазия — «капитаны индустрии».
Пожилой слесарь по фамилии Москвин, далёкий от какой-либо революционной деятельности, оторвал листок от купленного недавно календаря и прочёл, что рабочий день должен быть десятичасовым в то время, как на Байцуровском заводе рабочий день длился 11 часов: с 7 утра до 7 семи вечера, учитывая перерыв на обед. На следующий день Москвин, покуривая в уборной — единственном месте, где рабочие могли обменяться мнениями — поделился своим недоумением с товарищами: написано, что рабочий день должен быть 10 часов, а мы работаем 11! Новость облетела предприятие за час. После полудня механический цех прекратил работы и заставил сделать то же и другие цеха. Байцуровский завод встал. Рабочие предъявили требование о десятичасовом рабочем дне. Пожилой Москвин неожиданно для себя самого стал зачинщиком стачки.
В понедельник, 10 января, завод не заработал. Однако хозяева не пошли на уступки рабочим. 11 января они рассчитали всех рабочих завода, а потом объявили новый набор. Несмотря на то, что забастовка носила стихийный характер, администрация уволила 20 человек с «волчьим билетом», который им не позволял устроиться на другие заводы.
Однако через два года после забастовки, в 1907-м, всю собственность Бельгийского акционерного общества приобрёл Московский торговый дом Л. В. Готье (Льва Владимировича Готье), который занимался оптовой торговлей железом, чугуном и цементом. Всё оборудование завода было законсервировано вплоть до 1912 года.
Малозначительная забастовка: она не только не перекинулась на другие заводы города, но и быстро потухла, а рабочие проиграли. Но она интересна тем, что её невольным зачинщиком стал рабочий, который и не помышлял бузить против начальства. Он просто поделился с коллегами информацией, вычитанной в отрывном календаре. Но для того, чтобы такое оповещение обернулось забастовкой, нужно, чтобы в воздухе страны сгустилось народное недовольство.
Рабочие столетней давности уважали образование и тянулись к знанию. Они с готовностью посещали рабочие кружки, где внимали молодым революционным интеллигентам, которые рассказывали им о теории прибавочной стоимости и грядущей диктатуре пролетариата или трудовой республике.
Не будем забывать, что за два года до стачки на Байцуровском заводе, в марте 1903-го, в Златоусте расстреляли рабочих, которые бастовали, требуя восстановить в новых условиях найма, труда и увольнения пункт о правах, полученных рабочими после отмены крепостничества. В итоге только по тогдашним официальным данным от пуль солдат погибли 45 участников рабочего митинга, собравшегося у дома начальника горного округа Александра Зеленцова. А по данным газеты «Искра» тогда погибли 69 рабочих, а 250 получили ранения.
На рубеже 1903 и 1904 годов (путаница возникает из-за различия юлианского и грегорианского календарей) бастовали рабочие Днепровского завода, находившегося в селе Каменское Екатеринославской губернии (ныне Днепропетровского области Украины), недовольные новой системой оплаты труда. Вечером 20 декабря (3 января) раздался сигнал колокола пожарной тревоги. Рабочие доменных печей вышли из цехов. На площадке начался стихийный митинг, на который срочно прибыли директор завода Людвиг Гужевский и начальник полиции города Сытин. Гужевский приказал доменщикам вернуться к работе. Разгневанные рабочие не стали его слушать, а забросали камнями и палками. Гужевского сильно контузило, а полицмейстер Сытин отделался двумя лёгкими ранами на голове.
Тем временем перед проходной собралась толпа рабочих из других отделений. Они сбили с ворот завода двуглавого орла, подожгли их и соединились с доменщиками. Потом рабочие устроили шествие по улицам посёлка, которое, как утверждала пресса, например, газета «Вестник Юга», сопровождалось погромами и поджогами домов, где проживали представители администрации завода, и разграблением лавок. Согласно заявлению директора завода Людвига Гужевского, ущерб, причинённый беспорядками, составил около полумиллиона рублей. Товаров из продовольственного магазина и заводских складов разграблено на 180 тысяч рублей.
В наши дни сообщения «Вестника Юга» смакуют новоявленные реакционеры и консерваторы, чтобы показать, что рабочая забастовка обычно выливается в бунт голодного быдла. Но они, как и «Вестник Юга», скромно умалчивают о событиях, которые предшествовали забастовке, а именно о массовых сокращениях коллектива Днепровского завода, об урезании заработной платы доменщиков на 20 процентов.
В начале ХХ века русские рабочие чувствовали себя молодостью своей страны. Их было мало — всего около 5-7 процентов населения. Но именно они превращали Россию мощное индустриальное государство.
В начале ХХ века разразился промышленный кризис и предприниматели, чтобы спасти свои прибыли, залезали в рабочий карман. В декабре 1903 года каменские металлурги не получили полностью и без того урезанные заработки. Начальство пообещало им компенсировать невыплаты продуктами. Но и это обещание не сдержало. Стоит ли после этого удивляться грабежам заводских лавок? Рабочие забирали своё! Кроме того, в забастовке и шествии участвовали сотни рабочих, а, по данным полиции, лавки грабили и мародёрствовали человек 50-60.
21 декабря на рассвете в Каменское прибыли конные городовые, два батальона солдат, губернатор Екатеринославской губернии Фёдор (Эдуардович) Келлер, прокурор, начальник губернского жандармского управления. Солдаты и полицейские ходили по квартирам рабочих, не явившихся на завод, и арестовывали их. В итоге свыше 100 человек были уволены с завода, нескольких рабочих отдали под суд. Первое выступление каменских металлургов закончилось поражением. «Арестованные лица в количестве 90 человек разделены на три категории: 27 лиц судил местный мировой судья и приговорил их от полутора до шести месяцев ареста, причём вскоре были осуждены ещё несколько десятков участников беспорядков. Двадцать человек предстанут перед судом выездной сессии Харьковской судебной палаты. После отбытия наказания все осуждённые будут сосланы в места постоянного жительства. Административное и судебное следствие выяснило, что главными зачинщиками беспорядков были семеро рабочих: Андрей Фролов, Никифор Андреев, Виталий Сомендиаев, Иван Лапина, Иван Котов и Андрей Ермолаев», – рапортовал «Вестник Юга».
Если бы рабочие Днепровского завода были просто погромщиками, охочими до добра, честно нажитого трудолюбивыми лавочниками, они бы не проводили потом чисто политические стачки. 12 января 1905 года каменские металлурги бастовали в знак протеста против расстрела шествия рабочих в Петербурге; в июне — в знак солидарности с восставшими матросами на броненосце «Потёмкин»; 3 октября 1905 года они организовали демонстрацию солидарности с общероссийской октябрьской политической стачкой, на разгон демонстрации власти кинули казаков — и от казачьих пуль погибли трое её участников.
В начале ХХ века по концентрации производства и рабочего класса русская промышленность занимала первое место в мире.
О рабочей борьбе в Каменском важно сегодня помнить ещё и потому, что это — общая страница истории нескольких народов российской империи: русского, украинского, белорусского, еврейского и других. Постоянное расширение Днепровского завода требовало большого количества рабочих рук, гораздо большого, чем могло предложить местное население. На завод устраивались украинские заробитчане, русские рабочие, крестьяне из Белоруссии, Прибалтики и русских деревень, в посёлке образовалось несколько кварталов еврейской ремесленной бедноты. И эти люди бастовали вместе вплоть до 1917 года. Последняя забастовка прошла в Каменском 1-18 апреля 1916 года. Это была самая крупная стачка за всю историю завода — в ней участвовали семь тысяч рабочих.
Словом, в начале века в России была такая атмосфера, что достаточно было рассказать в заводской уборной о нарушении хозяином трудового права, чтобы в этот же день все рабочие завода начали бастовать. Если этой атмосферы нет, можно рассказывать что угодно — никакой реакции не последует.
Французский режиссёр Оливье Ассайас не так давно снял фильм о «поколении после мая-1968», который он назвал«Что-то в воздухе». Что? Точно не ответить. Это ощущение. Ощущение того, что близятся перемены, что ты живёшь в переломное время. А раз так, то не грех рискнуть и восстать. Это ощущение чувствуется в воздухе, но рождается оно не из воздуха, а часто из вполне конкретных и материальных причин. Каких? Почему русские рабочие в начале прошлого века бастовали так часто, что только перечисление всех их забастовок займёт несколько типографских листов, а нынешние молчат?
Русские рабочие столетней давности понимали, что они — новый класс, в котором остро нуждается всё российское общество. Без них — никуда. В той же Екатеринославской губернии, к которой относился Каменск, с 1860 года до начала XX века число рабочих увеличилось почти в 20 раз. Они чувствовали себя молодостью своей страны. Их было мало — всего около 5-7 процентов населения. Но именно они превращали Россию мощное индустриальное государство. А значит, рабочие осознавали, что имеют право на большее, чем им даёт изживший себя феодальный режим. Вспомним, что рабочие Златоуста были возмущены тем, что из новых контрактов (их тогда называли расчётными книжками) исчез пункт о правах, полученных рабочими после ликвидации крепостной системы.
Когда на первый план выходит биржа с её котировками, на авансцене отплясывают все виды проституции.
Для российской промышленности была характерна высокая концентрация производства, а значит и рабочего класса. По концентрации производства и рабочего класса русская промышленность занимала первое место в мире. В 1902 году крупные предприятия России составляли 11 процентов всей российской промышленности, а работала на них половина всех рабочих России.
«Промышленность России, по своей технике и капиталистической структуре, стояла на уровне передовых стран, а в некоторых отношениях даже опережала их, — отмечает Лев Троцкий в первом томе своей «Истории русской революции». — Мелкие предприятия, с числом рабочих до 100 человек, охватывали в 1914 году в Соединенных Штатах 35 процентов общего числа промышленных рабочих, а в России — только 17,8 процента. При приблизительно одинаковом удельном весе средних и крупных предприятий, в 100–1000 рабочих, предприятия-гиганты, свыше 1000 рабочих каждое, занимали в С. Штатах 17,8 процента общего числа рабочих, а в России — 41,4 процента! Для важнейших промышленных районов последний процент еще выше: для петроградского — 44,4 процента, для московского — даже 57,3 процента. Подобные же результаты получатся, если сравним русскую промышленность с британской или германской. Этот факт, впервые установленный нами в 1908 году, трудно укладывается в банальное представление об экономической отсталости России».
К февралю 1917 года в трёхмиллионном столичном Петрограде проживало 450 тысяч промышленных рабочих, из них 60 процентов составляли металлисты — самый активный и политизированный отряд пролетариата. Накануне Февральской революции в Петрограде было 14 заводов-гигантов, на них работали 132 тысяч человек. Только на Путиловском заводе было сконцентрировано 26 564 пролетария.
Это мощнейшая, не виданная доселе нигде в мире, рабочая концентрация создавала особый рабочий мир со своими ценностями и моралью — ценностями созидания и моралью производителей. И это способствовало развитию рабочего движения в стране.
Что мы видим сегодня? Если ещё 25 лет на предприятия Ленинграда по утрам шли мощные многотысячные рабочие потоки, то сегодня — текут жалкие ручейки. А многих заводов уже просто нет — их распилили на металлолом. О былой рабочей концентрации нынче напоминают лишь заброшенные цеха петербургских заводов-гигантов. Рабочий мир размыт. И главное — он деморализован. У него вообще морали нет. Господствующий класс всеми своими действиями показывает рабочим: вы не нужны; чем быстрее вы исчезните, тем лучше. Эта атмосфера не способствует появлению в рабочей среде боевого духа. Но даже если наши рабочие решатся на акции протеста, то своего они не добьются. Вспомним акции протеста американских металлургов 70-х — 80-х годов против закрытия убыточных сталелитейных заводов — всё, чего они добились, это раздачи им бесплатной еды. Как бомжам.
Ныне рабочие являются не носителями сознания господствующего класса, а носителями того, что им этот класс навязывает – ценностей потребительства и эгоизма.
Французский синдикалист Жорж Сорель в начале ХХ века доказывал, что пролетариат тем боевитей, чем сильней и активней производственная буржуазия — «капитаны индустрии». Когда промышленность на подъёме, класс встаёт против класса. Когда на первый план выходит биржа с её котировками, на авансцене отплясывают все виды проституции.
Рабочие столетней давности уважали образование и тянулись к знанию. Они с готовностью посещали рабочие кружки, где внимали молодым революционным интеллигентам, которые рассказывали им о теории прибавочной стоимости и грядущей диктатуре пролетариата или трудовой республике. Если посмотреть на предысторию почти всех забастовок начала ХХ века, то мы увидим, что им предшествовала та или иная агитация. Даже в Туле на Байцуровском заводе не вспыхнула бы забастовка, сколько бы старый слесарь Москвин не рассказывал в сортире о вычитанном в календаре, если бы перед этим несколько лет на предприятиях города революционные активисты не распространяли листовки.
Сейчас кружки заменил прямоугольник телевизора. Рабочие являются не носителями сознания господствующего класса, как учит марксизм, а носителями того, что им этот класс навязывает — ценностей потребительства и эгоизма. Нынешние рабочие никого слушать не желают: они и так всё знают — им рассказали умные люди, дураков в телевизоре не показывают.
Есть ли из этого невесёлого положения выход? Если условием появления рабочего движения является активизация производственной буржуазии, то вся надежда, что нынешние российские предприниматели из реального сектора экономика взбодрятся благодаря политике импортозамещения.
Но вот беда: импортозамещение, как и все благие начинания в современной России, превратилось в симулякр, в пошлый политический водевиль.
Путинский режим просто ждёт, когда «западные партнёры» снимут в него санкции. Да и трусоваты наши «капитаны индустрии». В современной России вести самостоятельный производственный бизнес — совсем не тоже самое, что в Америке во второй половине XIX века. Пока получается замкнутое кольцо. Которое рано или поздно прорвёт вектор нового сопротивления. Но чтобы понять, каким он будет — этот вектор, нужно чётко проанализировать рабочие победы и поражения прошлого.