Можно долго спорить о социальных сетях — хорошо это или плохо. Наверное, всё же хорошо, так как они позволяют на расстоянии узнать мысли того или иного человека и даже групп людей. Правда, иногда лучше и не знать. А некоторым лучше не писать.
Может, и я сейчас зря пишу. Я вообще стал меньше писать. Генерировать смыслы всё тяжелей (мозги слипаются, несмотря на то, что я регулярно промываю их красным вином), а рассуждать и спорить о «Матильде», «Похоронах Сталина», знамени олимпийских атлетов из России, кандидатах в президенты Грудинине или Собчак и прочем из того же ряда, значит, просто играть по сценарию Системы. Но есть сюжеты, на которые трудно не прореагировать. Ибо они касаются не симулякров, а реальности, причём реальности смертельной.
В Сирии, в провинции Идлиб, погиб русский лётчик Роман Филиппов, парень 33-х лет отроду. Пилотируемый им СУ-25 сбили ракетой исламисты, он катапультировался, но приземлился на территории, занятой боевиками. Филиппов принял неравный бой, отстреливался до конца, а когда в его пистолете кончились патроны, он подорвал себя гранатой, чтобы избежать плена, из которого он вряд ли бы выбрался. Видеозапись его последнего боя и гибели распространили сами его убийцы.
Все, кто хотел, мог воочию убедиться: Филиппов погиб смертью храбрых. Глава российского государства Владимир Путин посмертно присвоил ему звание Героя России. Было бы странно, если бы глава государства, каким бы он ни был, этого не сделал. Откровенно говоря, я не ожидал, что кто-то усомнится в геройстве Филиппова. И тем не менее такие нашлись, я обнаружил их в своей «дружеской ленте» в Facebook.
Те, кто всегда за всё хорошее против всего плохого, запылали праведным либеральным гневом. «От меня ускользает суть подвига. За что воевал лётчик?!» — вопрошала, например, одна дама. Пересказывать и тем более цитировать реплики этой публики смысла нет — все они большие специалисты по определению геройства. Некоторые даже героев Великой отечественной вспомнили, чтобы подчеркнуть, что Филиппов — не герой. Я не знаю, что это — ханжество или искренний идиотизм. Нашлись и те, кто заявил, что подрыв лётчика на гранате — это пропагандистская фальшивка.
Я не хочу обсуждать и то, что такое героизм. Я его никогда не проявлял. Но смею предположить, что сесть за штурвал боевого реактивного самолёта — это уже геройство.
Но неужели не понятно, «за что воевал лётчик?!»
Я не хочу обсуждать зарплаты авиаторов, которые служат в Сирии. Благодаря въедливым авторам интернет-издания «Фонтанка» мы теперь знаем, что они ниже доходов редакторов успешных медиа, которые, наверное, тоже чем-то рискуют, обличая, например, непомерные аппетиты РПЦ, но всё же не в той мере, что лётчики в районе боевых действий.
Каждая война конкретна. Например, можно быть против войны России с Украиной, но поддерживать операцию российской армии в Сирии. Те же, кто против войны как таковой, либо ханжи, либо дурачки, которые задержались в развитии в конце 60-х годов прошлого века — внуки цветов, так сказать.
Я не знаю наверняка, какие цели преследует Путин в Сирии. Я не тот, кто имеет ответы на все политические вопросы. Да и все эти эксперты, выпускники Института стали и сплавов, не знают тоже. Но для меня очевидно, что сирийская кампания в Сирии бьёт по исламистам, которые, угрожая современной цивилизации, угрожают мне тоже.
Наверное, Филиппов, когда отправлялся в Сирию, обозначил для себя какие-то цели, чтобы осмыслить то, ради чего он идёт на смертельный риск. Может быть, он считал, что он защищает христиан. А, может, и просто, будучи потомственным и отважным офицером, исходил из понятия служебного долга. Но объективно Филиппов воевал за то, чтобы такой балбес, как я, мог и дальше запивать ужин красным вином, следуя привычке, приобретённой в странах Средиземноморья; он воевал за то, чтобы наши сограждане (и не только наши) могли выбирать, как провести вечер — в театре, ресторане, на хоккейном матче или в танцевальном клубе; он воевал за то, чтобы раскрепощённые люди могли и дальше отдыхать душой и телом на нудистском пляже; он сражался за то, чтобы в книжных магазинах продавались книги Генри Миллера и Мишеля Уэльбека; в конце концов он воевал за то, чтобы либералы могли и дальше заниматься обличениями… Он за всё это воевал и за всё это погиб. Он погиб за наш мир со всеми его грехами, ибо глобальная «Нусра», которая его убила, этот наш мир ненавидит и стремится его уничтожить. Неужели это не ясно?
Когда террористы в ноябре 2015 года атаковали Париж, весь Facebook запестрел аватарками на фоне французского флага. Эмоция понятна. Солидарность с жертвами лучше равнодушия. Правда, солидарность какая-то выборочная. Вся эта неравнодушная публика не слишком горюет, когда от террористических актов исламистов сотнями погибают люди в Дамаске или Багдаде. Так вот: Филиппов погиб и за то, чтобы парижане сидели в кафе, как они это любят, ходили на концерты групп с сомнительной репутацией; чтобы люди спокойно вылетали из брюссельского аэропорта, а петербуржцы без страха спускались в метро.
Прав был Фёдор Тютчев, когда писал:
«Напрасный труд — нет, их не вразумишь,
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация — для них фетиш,
Но недоступна им её идея».
И ладно бы, если бы речь шла о ЖКХ, ликвидации банков или очередном расследовании Навального. Можно даже обсуждать то, насколько оправдана сирийская кампания России в принципе. Не исключаю, что такого неустойчивого человека, как я, всё же убедят, что деньги, которые Россия транжирит на боевые действия в Сирии, лучше потратить на школы, больницы, пенсионеров, онкологических больных (либералы, как им это выгодно, очень любят лить крокодиловы слёзы по социальной сфере), а с бородачами пусть воюет западная коалиция во главе с США (только вот как она это будет делать, если те, кто сбил нашего лётчика Филиппова, находятся под её крылом?)
Не хочется пафоса. Но есть категория людей, которая всё обмазывает жидковатой коричневой субстанцией. Жидким дерьмом. Для них даже светлые подвиги — это не ступени «в бесконечные пропасти к недоступной Весне», а повод для очередных спекуляций — «обличений».
Я не о либералах в целом. Среди либералов, на самом деле, есть честные люди, которые искренне, порой — геройски, борются за свою религию — религию прав человека. Я об определённом типе людей, которые рядятся в либеральи тоги. Что кроется за таким типом поведения? Комплекс неполноценности. Люди, понимая, что никогда не совершат ничего, сродни тому, что совершил авиатор Филиппов, начинают охаивать героизм как таковой. Я тоже понимаю, что мне далеко до Филиппова и других героев. Поэтому-то преклоняюсь перед ними. Они смогли, а я нет…